Январь, 2012, Блумсбури.
Дорогие внуки (в стиле Шелдона, к чертям нежные обращения к текущим читателям, им все равно до этой странности).
Первую вещь, который дедуля заметил, закончив отмечать свои безалкогольные каникулы с привезенными из Самары друзяшками — это полное отсутствие интеллекта. Это выражается не только в полном неумении предугадывать подставы и людей (тут забавно, что asichek написала похожую по силе воздействия на мозг историю), но и также в неумении учиться. Сижу над открытыми лекциями по матметодам, которые, по уровню материала, насмешили бы одиннадцатиклассника, но мой мозг даже не стал поднимать панику — он сразу вывесил белый флаг. На экране лаптопа висит список из двадцати пяти вопросов, ответы на которые отличаются от банальности на знак пунктуации. А мой мозг, напичканный всеми возможными витаминами и ноотропилом в придачу, выспавшийся и отдохнувший, не поддается даже внутренней мотивации "хей, чувак, вспомни, как ты занимался экспертизой станков-качалок, вот где была жопа". А уж после провала в мотивации, единственное ощущение, которое остается от себя: ощущение мешка с органами. При полном сохранении самооценки. Отсюда вытекает вторая замеченная вещь.
Вторая вещь: я могу быть профессиональным мечтателем. Я пробовал, я знаю, у меня это получается. И неплохо получается графоманить. Айзека Азимова с его тремя легендарными законами робототехники, нашедшими применение спустя пару декад, мне конечно не переплюнуть, но вот мысль написать пыльный роман все еще теплится. Мне кажется, даже есть где-то зарисовки, только понять бы, как на самом деле пишутся читаемые книги. Наверное, автор запросто перемешивает там абзацы и переписывает детали, которые в итоге не вкладываются в картинку. А потом, на десятой проданной книге, наконец-то может писать по прямой, не перекраивая сюжет.
Роман, как обычно, про параллельную жизнь, которую мне хотелось бы попробовать: в пыльном офисе, как теперь оказалось на Aldwich (не долго я искал место действия, надо сказать. Лондон подошел как нельзя кстати, даже придумывать ничего не надо), там есть отличная дверь перед Clement House лондонской школы экономики. Загадочная такая… И есть такая дверь в Ундерден-Линден (Берлин), я ее два раза подряд не смог пропустить. В Барсе такая описана в Shadow of The Wind. Внутри сидит советская гэбэшница на входе, у которой два внука и она им счастлива больше, чем лику железного Феликса. Она также, как Хадсон, влюблена в начальника любовью бабушки к придурочному внуку. Внутри узкой парадной типично московский подъезд с бесконечно длинным пролетом между первым и вторым этажом. На втором этаже узкий темноватый коридор, зеленоватые стены, черные двери с несоразмерно большими наличниками, в углу сидит эта самая гэбэшница. Забыл сказать, что внизу нет совершенно никого, просто дверь и лестница. Гэбэшница, назовем ее Изольда Марковна, непонятной, к шестидесяти, национальности, видимо, до этого офиса, работавшая в посольстве недолго, разбирается в совершенстве в любой технике, от кофейной машины до ядерного чемодана. Но при этом держит марку злобной молчаливой стервы (это собирательный образ из минимум десятка персоналий, с которыми я сталкивался работая в годы учебы в универе).
По диагонали налево от нее — кабинет начальника. Вообще-то в этом офисе кроме начальника (Фрейд должен был меня в нем распознать, но его уже нет), больше никого и нет. Практиканты набираются регулярно из соседней LSE, но долго не держатся ввиду странности профессии, им предложенной. Начальник в прошлом финансист, держит автоматически управляемый (облачные вычисления уже изобрели) безрисковый хэдж фонд (процент безумно низкий, зато данные распределены по серверам таким образом, чтобы местонахождение компании отсутствовало напрочь как понятие), на чем описание доходов конторы и заканчивается. В стиле лавки Макгореума и англо-саксонского законодательства, компания не производит никаких налоговых отчислений, является благотворительностью, спонсируемой из упомянутого источника и тратит в основном на командировочные расходы. Тут в занудном описании делопроизводства обнаруживается знаменательный факт, который по книжке должен появиться примерно на окончании первой трети сюжета. Немногочисленные сотрудники командируются на тот свет, которого по убеждению начальника нет (опять видимо надо упомянуть, что ввиду слабого писательского таланта, я кроме своей жалкой личности, на него больше никого спроецировать не могу). Смысл отправляться на тот свет довольно банален (даже при его отсутствии): передача информации. Дело в том, что действие происходит в наше настоящее с вами время и интернет туда еще не провели. Суть довольно проста: умирающие олигархи вносят вклад в хэдж фонд пользуясь особенностями британского законодательства (что-то вроде infinite bond наполеоновских времен) и тем самым оплачивают себе канал связи, а их потомки, ну или дорогие им партнеры, продолжают руководить бизнесом под их тщательным присмотром.
Задача проводника вникнуть быстро в информацию, стараясь ее не переврать. Основываясь на принципе, что сознание хранит информацию в иллюзорном виде, используя нейроны лишь в виде энергоносителей, предполагается, что курьер может выучить материал и передать его не имея с собой мозг, который ранее считался носителем информации. Затем курьер вводится в состояние клинической смерти, ненадолго, и, учитывая, что в состоянии "сна" время ускоряется примерно в 20 раз, он на том свете передает ту самую информацию. О той стороне не рассказывается специально, чтобы оставить материал как можно более реалистичным, Считается, что расстояния в потустороннем мире отсутствуют и разница во времени используется максимально эффективно. Далее можно наворачивать сюжет. Варианты такие: нужны очень хорошо запоминающие бойцы: для этого офис расположен рядом с универом. Сначала им предлагаются медицинские эксперименты, которые удостоверят работодателя в их способности умирать и оживать несколько раз в месяц, затем им предлагается сам процесс. Конечно же он выматывающ, и они долго не задерживаются. Ну и, в дополнение, есть вероятность не вернуться из командировки. Затем можно описать ситуации, когда информацию необходимо передать срочно, за это берется кто-то из людей постарше, покрепче, вызывает специализированную скорую и сбрасывается на машине с моста или врезается в столб, так как времени на нормальную госпитализацию не хватает. Конечно же, операция проводится за пять минут до приезда скорой: мозг нужен в функционирующем состоянии постоянно. Ну и так далее. Обязательно должен быть сюжет про то, как один из отчаянных сотрудников решается на длительную командировку, влекущую за собой окончательную смерть, для чего предварительно дублирует свой ДНК, оплодотворяет жену и возвращается через девять месяцев в сильно нерабочем состоянии. После чего, снимая различные передачки на Бибиси про вундеркинда, чтобы обеспечить легальный постоянный транш денег, сотрудник возвращается к работе в возрасте десяти лет и переживает семейную драму, когда жена не может спать с собственным ребенком, даже будучи в курсе, что родила себе собственного мужа. Дети, значительно более возрастные, чем папа, также доставляют ему много неприятностей, которые в последствие удается решить трансплантацией мозга (ну это если уж совсем не пойдет тема) в погибшего от пули в мозг брата близнеца того самого командированного-героя.
Ну если сюжет совсем кажется пресным, можно попробовать притянуть за уши какие-нибудь политические события, неожиданные гибели, загадочные исчезновения из реального мира. Основную мораль романа нужно считать такой: смерть — это четко запланированное событие, не имеющее конкретной даты. Если жить на полную (что совсем не значит "прожигать"), то в принципе, при определенных событиях можно спокойно думать о собственной смерти без какого-то мистического страха и боязни, что душе некуда будет переселиться, установив, что действует какая-нибудь банальная старая истина, что человека можно условно-частично восстановить, если есть четкая память о нем. Но это не делается, чтобы не нарушать многообразия человеческих характеров. Эдакая гуманистическая нота. Тут же можно припомнить текущий проект по легализации автоэвтаназии в Британии, представив что есть некий крутой ученый, с сумасшедшими знаниями и памятью, которого неожиданно достал рак, и, будучи обеспеченным до седьмого колена, он решает сотрудничать с агентством на Алдвиче только из идеологических соображений. Он переносит безумные боли болезни, продолжая изучать какой-то очень крупный отчет о 20 летних инвестициях и ему требуется через десять лет дать точный прогноз. Его ДНК в процессе его болезни пытаются точно идентифицировать (он слегка мутировал в процессе болезни и возрастных изменений) и удачно вживляют одной из его внучек, чтобы через десять лет правнук смог дать необходимый анализ ситуации. Тут же конечно и Азазель, и тайные общества поддержки функционирования системы. В общем, маленький такой славный мирок.
Так, о чем это мы, а! о том, что я профессиональный фантазер. К сожалению, дорогие внуки, умею я очень немного. Я умею спать в самолете, радоваться пяти путешествиям подряд (надеюсь в ваше время останутся эти архаичные медленные джеты, чтобы вы могли понять, насколько проблематично было добираться от Лондона до Милана во времена дедушки). Я умею найти еду в доме даже тогда, когда последний аскет скажет, что ее нет и иногда терпеть небольшие лишения и унижения. Я умею жить одной единственной идеей в течение года-двух, питаться ею, дышать, спать с ней, как пятилетний ребенок с плюшевым медведем. Дольше еще не получалось.
Чего я, к сожалению, не умею совсем, и это стало совершенно ясно из последнего года жизни — я не умею строить "отношения". Каждый раз, когда я встречаю приличную (на текущий момент) девушку, я сразу представляю, как это будет выглядеть через пару месяцев. Понимание, что придется идти на компромисс, когда закончится "марафон", никак не хочет оседать в моем, все еще пятнадцатилетнем мозгу.
Зато в мозгу четко расписываются все конфликтные ситуации, как драки в мозгу Холмса, особенно хорошо они рождаются в одиночестве на ходу под плеер. После чего я выбираю наименее травматичную в первый момент, но наиболее болезненную в дальнем горизонте, и применяю. Почему доходит до конфликта, я обычно не могу отследить, тут видимо сказывается смесь инфантильности с авторитарностью. Это может быть перемена настроения девушки, или забавная черта в виде некоего культурного пристрастия, категорически противоречащего моему. Я даже и не знал бы о своей такой особенности, если бы не узнал за чашкой кофе, что это только так и никак иначе.
В общем, процесс производства вас, внуки, затягивается довольно сильно.
Этому еще будет способствовать рождающаяся в моей голове довольно странная система воспитания детей зовущаяся "манипулятивный пофигизм", когда дети будут провоцироваться на выражение безграничной всеумиляющей любви и посредством этой любви обратно будут пичкаться бессмысленными на первый взгляд знаниями, как это делают в семьях национальных (в текущих странах) меньшинств. Кто-то назвал бы это японской или немецкой методикой воспитания самостоятельных индивидов, я бы назвал это "надо было все же оставить детей в покое и понадеяться на ДНК". Читали, что после 16 летия вне зависимости от общественного давления и предыдущего воспитания, человек возвращается характером почти идентично в смесь своих родителей? Я не читал, но где-то слышал. Только в моем случае это будет с твистом идей, которым стоя аплодируют тараканы в моей голове. Готовьтесь внуки, ваши родители будут сильно любвеобильны, несмышленны к моменту вашего рождения и столь же преданы дедушке, чтобы я мог вас таки получить. Зато я к тому времени начну эмоционально деградировать и мы с вами будем мало отличаться. Я научу вас подсыпать слабительное в пиво временным врагам, тырить булавками колбасу и избегать поимки при употреблении алкоголя после школы, от чего буду получать неизгладимое удовольствие и нагоняй от ваших предков.
Третья вещь, которую я узнал в Лондоне — это то, что каким бы выносливым ты себя не считал, в уютной теплой атмосфере ты начнешь раскисать, если у тебя нет какого-нить растройства психики, типа трудоголии или ненависти к чему-то определенному (идентично — любви). При всей четкости цели, мотивации и понимании очень давнего минования точки невозврата, приходится кнутом заставлять себя делать вещи, которые в прошлой жизни были очень даже простыми. Это плохо. В такой атмосфере можно заниматься только тем, что ты обожаешь. А заниматься тем, что немного не твое — не получится. Как бы сильно не хотелось.