Фоток нет, фотки в воскресение.

Для меня в Лондоне своя музыка (извините, внуки, но в этой записи будут четкие названия, как бы они не резали ухо после ненаглядной Самары и не самого любимого, но почему-то очень уважаемого за бесконечное количество глубоко уважаемых людей, от свеже полюбившего меня Марка Борисовича и Брызгалова, до бесконечно давно любимых Иулиановны, Гребневой, Джафаровой, которыми вместо четырех десятков попугаев я измеряю свою жизнь вдоль, и что важно, поперек, оставив лишь несколько мест в первом ряду для мамы, АНВ и еще нескольких людей в Самаре, которые не любят когда их упоминают)

В Лондоне своя музыка для утра, вечера, обеда и выходного дня. Для дороги на лекцию в беззаветно обожаемый ЛШЭ. Есть очень мало мест, в которые я влюбляюсь раз и навсегда. Я не понимаю ЛШЭ, они слишком бесконечно круты для меня, умны и продвинуты. Рядом с ЛШЭ, внутри и на лекциях я всегда ощущаю себя маленьким мальчиком, которого терпеливо зовут каждый раз и рады ему до смерти просто потому что он есть. Это точно такое же ощущение, как в британском музее, когда ты обнаружил, что у тебя был английский дедушка, не оставивший тебе завещания, чтобы ты сам всего добивался, но оставил о себе океан воспоминаний в каждом углу твоей коммуналки с семью миллионами соседей и десятью ВВП Латвии.

Есть отдельная музыка для возвращения домой из ЛШЭ, и даже для прохождения мимо станции Холборн.
Из тех вещей, которых нет в туризме и не будет. Когда ехал к китайцам недавно, пропустил два или три поезда, чтобы зайти в вагон. При всем еврейском воспитании за последний год, при всем нижнееельцовском воспитании за последние двадцать четыре, я не могу в Лондоне втискиваться в поезд. Файв оклок, тебя зовут джентльмен просто потому что ты не подросток, но даже в этом случае ты джентльмен, только в другой интонации.

Для написания этой записи есть только одна музыка. Точно такая же, какая должна быть после фразы "вот и все" после каждого, каждого-каждого турнира в Самаре, которая напоминает мне те месяцы на севере, когда Тюдин и Безруков притащили мне этот диск и перевернули мое представление о музыке. Это Cafe del Mare: Scripture – Apache. Это настолько неповторимая мелодия для меня, в которой и ностальгия и радость и безумно глупое ожидание всего лучшего, что со мной случится! Очень хочется, дорогие внуки, чтобы в вашу эпоху звуков, зашитых примерно около мозжечка (я уверен, что Марк Борисович успеет сделать дорожную карту мозга и я закачаю эту мелодию вам в мозжечок при рождении, да простят меня мои дети) была эта мелодия. Она очень примитивна рядом с классикой, но для меня это музыка Испании без их прелестного языка. Для меня это музыка пустого Крыма после атомной войны, музыка Стивена Кинга, когда его герой неизвестной мне книги едет на дрезине с женой и детьми по заброшенной австралийской железной дороге на последних литрах дизельного топлива на планете.

Каждый раз возвращаясь из ЛШЭ у меня появляется новая мысль, как я хотел бы преобразить свои любимые русские города. Когда-то я считал их совершенно никчемными и, ради вечного ощущения моря, да простят мою вегетативность уважаемые ученые, я вряд ли в ближайшие семь лет соберусь внедрить все, что хочется в морозном научном краю и безбашенной Самаре. Но, что очень важно, я продолжаю мечтать. И начну с того, что все таки отважусь снять видео на набережной напротив бигбена для Иулиановских детей, может это поможет им найти в себе на каплю больше мотивации (просто мотивации, без какого-либо словосочетания).

Из сегодняшней лекции в ЛШЭ сделал удивительный вывод. В мире антиглобалистов, который тщательно оберегается факультетом антропологии и социальных наук, существуют замечательные пофигисты, типа сегодняшнего лектора Кейтса Харта. Пофигизм в том, что гуманистическая экономика, или альтернативная экономика базируется на человеческой сущности, какая бы жуткая, в экстремумах социальной деятельности, она не была. Всячески, без ханженства, но с должной долей джентльменства, он разворачивает тему существования черных экономик, как гуманистических, с важнейшей долей криминала в ней, как хорды, вокруг которой строится мир, имеющий не меньше характеристик, чем привычный безопасный, со своим собесом и школой. Предположение и пожелание Харта в том, чтобы от превращающейся в действительный социокапитализм с тошнотной картинкой в стиле клипа пинк – фэмили портрет, где все так глянцево и приторно, что хочется забрызгать ее кровью африканских племен, дерущихся за примитивную идеологию, навязанную им с целью продать больше оружия, чтобы покрыть дырки в американском бюджете. Вспоминается от шоу Трумана до Тринадцатого этажа перечень фильмов, в которых люди сидящие в своих вечных домах тихим одинаковым лондонским вечером наблюдают за тем, что происходит на экране, обсуждая привычными эмоциями на работе, что скорее не чистая эмоция, а громадный пласт специфического воспитания.

И все равно в бритах есть что-то такое. Вчера жутко переживал на тему того, что работница участи не поняла суть моей озабоченности негативным восприятием класса определенной учительницы, а сегодня эта учительница меня просто сразила на стопятьсот процентов своей разносторонностью подходов. От табуированного транса для китайцев, до жесткости для русских, показав одной фразой все разнообразие возможных индивидуальных подходов и завернув гайки и без того хорошо закручивающегося обучения до ощущения, когда наименее развлекательные органы вжимаются и ты автоматически выпрямляешь спину, идя в колледж, потому что при всей благожелательности чтобы оставаться на плаву, ты изворачиваешься в три ужа и собираешь вокруг себя разнонациональную толпу людей, которыми в один прекрасный день придется манипульнуть для достижения общих интересов.

После совместного ужина китайцы видят во мне меньше иностранца и это общение больше похоже на лето 2006 в муравленко, когда мы вповалку засыпали за просмотром фильма с Пашком, Тюдиным и Безруком, когда мы смеялись, кричали, неслись и ломались, копали и пили горькую. Видимо это и есть то, зачем люди ходят в универ, то, почему нужно поступать в универ в городе, где ты собираешься жить, или в мире, где ты собираешься жить, когда в твоем классе больше иностранных городов, чем ты собираешься посетить. Великой китайском командой мы это уже успели окрестить, осталось только, пока Джонсон (Даксин "Тони" Лу) и Джонсон (Йонг "и Джонсон" Джоу) уехав на новый год, отучить Уильяма общаться на китайском в свободное время, что исконно русская традиция и совсем не идет упорным азиатам.

Радует, что за пару недель прививается это качество Денниса Вебер, который по движению глаз старшего Вебера понимает, что нужно показать Ниагарский водопад из гостеприимства новому студенту, который тонет в обаянии плохоговорящего китайского соплеменника и локальном юморе. Каким бы не был низкорейтинговым Биркбек, людей, которые в нем учатся, не испортить, и, уверен, есть не один более рейтинговый и более дорогой курс и колледж, в котором не было с первой секунды понятно, что, ребят, блин, мы тугезер, когда обкуренный Андрей рассказывает умильно (и единственный русский на моей жизни, не переходящий на русский при исполнении упражнения из-за девяти лет уже проведенных в брите) как он вез в Москву лет пять назад сестренке серого медведя митую (Квентин, привет!) и мы с ним почему-то друг друга понимаем. Мы понимаем до неприличия страсть соседа бразила дернуть в выходные круг по Европе (три страны за два дня при весе в 120 кг и вечном лете в Рио по местной погоде!). Мы не всегда понимаем друг друга, когда я бешусь за вылетевшие в трубу очередные 1500р за час занятий, но, надеюсь, начнем понимать.

В Новосибе нужен бизнес-центр в аэропорту, нужен бриллиант.
Моя теория пассии, страсти к городу в бриллианте. Определение – бриллиант, это крохотная, не больше метра на метр, или десять на десять, особенность города, увидев которую, даже увидев весь остальной мир сто раз, ты впадаешь в состояние, описываемое от умиления до физиологического шока. Я бы мерил увиденные города брильянтами. Самаре и Новосибу по пять, Парижу десяток, Барсе двадцать, Лондону… извините, мешок. Столько потрясающих, выражаемых только английскими эпитетами astonishing and stunning особенностей я не представляю себе ни в Перуанской пустыне, ни на Сахалине ни на чилийской дороге эпохи тоталитаризма из ниоткуда в никуда. Зачем в этом городе сурка, где каждый день в течение 370 дней в году одна и та же облачно-дождливая погода столько любви, бешенства и страсти, я не понимаю. Эта страсть аккуратно скрыта, как у китайцев, извращенна, как у индусов и впитывается только личным присутствием в голодно-зло-обиженном состоянии после второй недели несростов (перевожу с самарского – нестыковок). Когда уже больше бена не может быть, появляется тот Лондон в брильянтах. На мосту у Энбанкмент плейс, под колесом и у Даунинг стрит. В подворотнях за Трафальгаром и может местами на Монмартре чуть поодаль от его окраин. Мировая столица на непоследние несколько сотен лет создает ощущение улицы миллионщиков Томска со своей красной Москвой местами, когда на курсах семизначной стоимости в рублях невозможно получить студак за месяц, получить пароль от вайфай без студака, зайти в библиотеку без айтипароля, получить свифт в отделении банка и топапнуть (пополнить) ойстер (сезонку) онлайн (в сети). Когда срез реальности, пик вуайеристического уровня красоты архитектуры соседствует с такой кромешной тайгой, что варвар-Бакланов с его семнадцатью зачетами по теории вероятности кажется человеком высокого полета, а некрашеные годами семинарские аудитории в физфаковском крыле НГУ размером с туалет у деда в Екатериновке кажутся изыском. Когда смотришь из окна на сегодня низколетающий 747, а в аудитории нет маркера и ты в ворде печатаешь текст, чтобы люди, не понимающие русского акцента могли улавливать о чем ты говоришь по дурацкому заданию препода и тебе за это в анкете фидбека пишут, что ты умеешь пользоваться компом. Я умею? Да я экселем баллистическую ракету запущу, а снижают оценку за то, что не представился перед аудиторией, которые про меня за пару дней узнали все до цвета трусов.

Мы обсуждаем исследования и подвергаем сомнению необходимость работать с объектами. Мам, не грусти, твой многофакторный эксперимент может кому-то когда-то пригодится, но точно не в Британии, которая подвергает сомнению википедию и ПРЕДЛАГАЕТ проверять источники, когда вы ищете на айпаде информацию к своему вторичному исследованию. Главный инструмент британского исследователя – вопросник. Родной мой ИКЭМ, даже не утруждайте себя мимолетной мыслью, что над вашим будущим могут когда-то появиться облака! Международный рынок вам и через пять лет, потому что вашу еврейско-украинско-русскую ментальность не победят и сто китайцев во главе с консорциумом из англичан-немцев-американцев, трудолюбивые голландцы нарисуют и сделают красивее, а Толик с Женей за тарелкой сухарей, отвлекшись на минуту от воспитания армии детей все равно сделают в сто раз дешевле, понятней и надежней.

Пока британцы радостно пишут в сиви свои достижения, а я выкидываю половину коротких рассказов о последнем годе, чтобы уместить на три листа, считая все это мимолетным но очень важным приключением, все еще будет важным, что вы не собираете марки как хобби, а читаете статьи по своей теме. Не важно, что они находясь в метрах от гуглоофиса, все еще не знают про гугл лабс, и им не надо знать про Андрей Андреича, который получает новости из мира за сигаретой с таким же просмоленным экспертом Сергеичем и, уверен, уже потерял очередной айфон по причине его некомпетентности.

Главное русское слово "но", трижды перевернув свое мнение о бритах, надеюсь завтра в очередной раз восхититься их способность на пике, когда, как с Мультом, готов послать их к чертям по причине полной бесполезности, вдруг обнаружить, что они умеют быть англичанами (как и Мультами) с той непередаваемой ноткой превосходства, что ты по русски чертыхаешься и обнуляешь счетчики.

С утра в универ хорош классический готан, который мог быть куплен только одним человеком – АНВ и только в одном месте – за облбибл в Самаре у одного человека – странно-бомжеватого вида музыкального фрика, которых уже нет в Москве и не будет в новосибе, такие выживают только в главном Волжском воздухе. По пути из универа хорош Готан (это не готика, это электронное танго!), подаренный бразильцем в кембре. По пути в ЛШЭ и на Нью-Оксфорд стрит одинаково хороши Блек ай пис и ню джас с Кид Локо, у Холборна прекрасен Бумбокс, а ниже Кингсвея, ближе к набережной, незаменим Нойз Эмси.

Быть одному хорошо тем, что помимо того, что кто-то второй внутри тебя просыпается ночью и пугает бразильца, говоря с ним десять минут на русском, а днем внутри тебя растет тот ты, который, надеюсь, еще не раз порадует Самару и нск.

А пока наслаждаюсь роскошью молча уходить с кухни, где готовят два представителя обожаемого Рио, не задавая ни единого вопроса про один из городов мечты, иду смотреть свежие фотки Василисы и комментировать их.