Мне жутко повезло. В эти минуты вокруг меня буднично, без малейших неудобств, проходят величайшие игры на планете.
Сижу в кабинете директора школы, чешу кота за ухом. Заходит Петров, Ник-Федыч. "Ну как съездили?" — спрашивает директор школы, пока кот впускает мне довольно когти в ногу. Ник-Федыч улыбается хитро и начинает в смешанных чувствах рассказывать про соревнования.
Я помню свой первый приезд в Самару, когда мы из "Динамо" до девятки (машина такая) таскали то ли медали, то ли оборудование, готовясь к своим соревнованиям. Бесконечно улыбчивый, постоянно подкалывающий. За десять лет с первого знакомства Петров стал лишь чуть суше, немножко постарел, но в нем не исчезла эта какая-то очень особенная черта, за которые люди запоминаются навсегда.
У Петрова с каких-то совершенно давних пор есть любимый спортсмен, не единственный, конечно, но вечно упоминаемый. Еще я имя этого пацана слышу в деревне за столом и во дворе, почему-то около моего паркинга и конечно же бесконечно в спортшколе. Есть мистический пацан, который очень хорош в дзюдо. Не знаю как во всей оставшейся стране, в моей спортшколе из несмешных спортов был только дзюдо. На входе в зал регулярно (раз в год) обновлялся плакат с какими-то странными терминами на японском, а по первому этажу бесконечно бродили полуголые пацаны, которые, казалось, населяли первый этаж школы, оставляя нам лишь кусок второго. Петров никогда не занимался при мне в школе, мне кажется, у него была база — "Динамо". Но мы всегда его встречали, когда он шел из Динамо мимо церкви и нашего, нового, здания, в административку. Он останавливался, говорил, что жена чувствует себя не очень, вечно со своей авоськой, в смешных штанах, с бесконечно улыбающимися глазами. И бесконечными разговорами о дзюдо.
С такими людьми всегда хочется чтобы случилось что-то особенное. Он из тех тренеров, у которых и так спортсмены без лестниц собирают звезды в лукошко, но хочется чего-то невероятного.
У моего отца на полках стояли книжки про достижения советских спортсменов типа "Футбол 1980" или "Атлетика 1970". В ней печатались куски каких-то воспоминаний, которые мне казались очень далекими. Мне искренне казалось, что великолепный спорт всегда где-то там, за далекими горизонтами, давно, не сейчас, и точно уже никогда. Мне с моим тщедушным телом вообще спорт казался уделом каких-то суперлюдей. Потом был рок-н-ролл, недолгое недотренерство. И какое-то такое странное ощущение по поводу дзюдоистов. На байрамиксе стены, слева, когда поднимаешься по лестнице в наш зал в спортшколе, висят фотки — Славка, победил Чемпионат России в 2001-м. Я помню отчетливо — как прилетел из Новосиба один (команда ехала на поезде), как стоял позади судей чуть в стороне, смотря как он танцует акробатику в финале. Потом как на его шею вешают медаль. Он одновременно был и Славкой и тем пацаном, что только что выиграл у всех тех заносчивых засранцев. Я не спорю, может мне они казались только такими, но я знал, что Славке можно медаль, а им нет. Странные ценности :)
Рядом с фотографией Славки висела фотка Тагира. У него какое-то безумное море медалей. В 2011-ом году у него был тур по всему миру с соревнованиям, казалось, что он вообще не заезжает домой. Мне кажется, мы разговаривали с его сестрой во дворе, ржали о чем-то. О чем-то отчетливо говорили в кабинете директора школы. Очень четко помню как вконтакте высыпались фотографии — Тагир приходил на второй этаж, дети визжали и фотались с ним. У него была та Парижская золотая медаль, квадратно-выгнутая. Это было состояние какого-то неприличного счастья — выиграть золото на мире. Помню как тогда же в Лондоне, на кухне, говорил японцу (соседу) "прикинь, пацан из МОЕЙ спортшколы выиграл золото в Париже". Помню мы смотрели с ним запись на ютьюбе и мне казалось это каким-то совершенно безумным событием. Мы не раз вспоминали это в школе в мои короткие приезды. И каждый карапуз из мелкого формейшна (групповая девичья команда по рок-н-роллу) у себя вконтакте выложил фотки с Тагиром. "Это же блин, ваще, как так! Вот же круто!"
У меня о нем складывалось ощущение такого ровного интеллигентного парня, без лишних слов, такой человек-спина. Бывают такие люди, обсуждение которых постоянно тебя окружает. Ты не думал об этом, это было какой-то такой естественной частью жизни. Потом в шутку или всерьез сказали, что Тагир поедет в Лондон. Я хихикал на эту тему — забавно, пацан везде был, во всех возможных городах, они с тренером даже всерьез к этому перестали относиться. И тут Лондон. Олимпиада вообще воспринимается как-то сильно иначе, когда она на соседней улице. Красивые плакаты, приподнятое настроение у окружающих, чуть чаще и лучше ходящий транспорт и бесплатный вайфай. За большим забором из Джон Льюиса в Стратфорде были видны бесконечные постройки нового олимпийского парка. За чугунными противотанковыми барьерами пряталась сверкающая олимпийская деревня. И Тагир. У меня как-то не складывалось в одну картинку. У меня Лондон начинается в 15 километрах западнее Курумоча и в голове стыкуется с лентой вдоль Балтики — от западного побережья Эстонии, потом над прудами северного Лондона, петлей вокруг юга, и потом либо в Гатвик, либо в Хитроу. У меня нет какой-то большой дистанции между этими двумя городами и Тагир казался довольно естественным в Лондоне на Олимпиаде. У меня в голове не укладывается количество отбора, которое спортсменам нужно пройти, чтобы на эти игры попасть.
Вчера смска — посмотри результаты Тагира. Не вопрос, лезу в приложение, там он уже на всякий случай отмечен звездочкой. Не очень много спортсменов из твоей спортшколы приезжают на какие-либо олимпийские игры.
…из того опыта соревнований, который у меня был, я знаю, как примерно ощущать себя, когда ты болеешь за кого-то, поэтому я это не очень люблю. Ты в своей голове абсолютно, непререкаемо веришь, что тот, за которого ты болеешь — победит. И количество раз, которое это не случалось просто не подлежит перечислению. Даже не в золото, не подиум, хотя бы полуфинал. Сердечная мышца тренера должна состоять из титаново-карбоновых суперволокон, растягиваться и сжиматься так, что латексу не снилось…
Смотрю результаты, какие-то странные списки, что-то куда-то, 64, 32, 16. Видимо, это дзюдоистский стиль обозначения отборочных по количеству участников…. Quarter. Пишу то что вижу, получаю ответ, что он в полуфинале. Говорю — ну я так и написал. И чувствую, что что-то не так. Текст не пропускают просто так. Начинаю вчитываться. Полуфинал. Тагир. Олимпиада. Полуфинал. Четыре человека. Олимпиада…. Эксел, канатная дорога, аэропорт рядом, водичка из Темзы, Тагир… В голове всплывает самарская жара, мягкий асфальт нашего двора, клумба, тень от дерева возле школы, смешные штаны Петрова и авоська. Кот, деревянная лестница, ковровая дорожка, старый купеческий дом административного здания. До меня доходит довольно не быстро (пока смотрю в прямом эфире схватки 78 кг женщины), что Тагир сейчас будет выступать на Олимпиаде. Точнее, он уже выступает на Олимпиаде и сейчас будет выступать в полуфинале.
Я отчетливо помню как самарцы выступали на чемпионатах России по рок-н-роллу, и отчетливо помню моменты, когда они попадали в финал (в рок-н-ролле это семь команд/пар — подиум-тройка и потом четверо лузеров). Полуфинал в дзюдо это уже четверка самого верха. Понимаю, что именно сейчас, именно в эту секунду, там, в ExCel London самарский пацан из моей школы, про которого я слышал все предыдущие десять лет, будет соревноваться за главную мечту любого спортсмена.
Олимпиада — сложный цикл. В него нужно умудриться попасть и миллионы спортсменов не попадают. Чуть старше, чуть младше, чуть слабее, чуть раньше, чуть позже. Олимпиада, это стечение миллиардов мелких обстоятельств позади титанического труда самого спортсмена. В этом и удовольствие от игр, видеть триллионы человеко-часов вложенных в мечту. А тут Тагир в четверке.
В других регионах страны может быть скажут, что назвать дзюдоистов российскими спортсменами сложно, но в Самаре с этим как-то проще. Там все так намешано, что есть ощущение, что у всех есть две-три исторических родины от Удмуртии до Израиля. Поэтому когда на перекрестке Чапаевской и Ленинградской танцуют лезгинку по ночам, все, конечно, негодуют, но когда наши спортсмены уезжают летом в Батуми, это не вызывает каких-то вопросов. На тенистых тротуарах Степана Разина, в подворотнях Молодогвардейской, в пыли и среди двухэтажных домов у всех свой город — Самара, это не нужно объяснять. Они зовут, не понимая, Ленинградскую Арбатом, считая (наивно) что это ее возвышает как-то над тем что уже есть.
Проезжая мимо ледового дворца, я все время слышу упоминания самарских фигуристов, с фамилиями, которые, наверное, должен был выучить наизусть. По пути в Тольятти все время слышу про Немова, впрочем, далеко ходить не надо, нужно просто прийти на тренировку по акробатике к детям и услышать все возможные истории из олимпийской гимнастики от тренера Кати. И все эти истории как-то так в прошлом. Всегда и без устали повторяется мантра "спорт не тот, все не так". Я немножко подергиваю плечами от этих фраз, потому что у меня никогда не было проблем с уровнем достижений наших спортсменов, а к стилю работы других тренеров как-то нехорошо придираться. Я знаю, что лучшая российская пара по рок-н-роллу тренировалась и выигрывала Мир в условиях, в которых я не смог бы тренироваться. В моем понимании достойный спортсмен получится даже если у него отбирать возможность тренироваться. Даже если его к батарее пристегивать, он все равно добьется своего. В этом случае, если спортсмену не мешать и даже иногда помогать, то это сразу как твердотопливный ракетный двигатель.
Тагир. В приложении на айфоне время захода и он (телефон) подрагивает, когда подходит заложенное в него время. На экране британка против француженки. Много лишних эмоций, все какое-то натянутое. Француженка ничем недовольна, британка по-британски ведет себя "да ну и к черту, опять не получилось". Они не так расстраиваются, как русские. И радуются сильнее. Для русских медаль — это труд куда больший чем для европейцев (в моем личном восприятии), потому что помимо тренировок есть еще сто тысяч проблем. И фраза "она же с другого берега Темзы" звучит для меня как усмешка — южный Лондон все равно в сто раз уютней чем моя родная Ельцовка. Там не чаще стреляют и гопников не больше. В России помимо тренировок есть мелкие, непонятно зачем существующие проблемы. И те несколько русских спортсменов, дошедших до Олимпиады, умеют быть благодарными за шанс, который они вырывали своими руками.
Тагир выходит на немца. Огромный Димитри Петерс. Огромный. Как они в одной категории оказались для меня большая загадка. Тагир танцует с немцем все восемь минут. Это то время, когда хочется закрыть глаза и ждать. Но из соревновательного опыта знаешь — мозг уже отъехал, надо просто смотреть что будет. Тут лично для меня, присутствие президента страны сыграло свою роль. Ведущие очень умело и правильно ржали на тему охраны, на тему Кемерона и прочих, изображающих перед божком какие-то нереалистичные движения, превращающие гостеприимство в танцы перед верблюдом царя Саудовской Аравии. Но момент, когда трем рефери нужно было поднять флажки за одного из спортсменов, на мой взгляд, в очень равных условиях сыграло то, что я в своем микроспорте делал десяток-другой раз. Нужно быть точно в нужном месте и делать точно нужные действия. Когда мой спортсмен выходил на площадку, я всегда старался быть рядом с человеком, который может принять эмоциональное, не совсем тебе полезное решение. И думаю Тагир и президент абсолютно четко понимали те короткие секунды. Или это только я, который оказывался слева от главного судьи, смотрящего на мою пару, так думал… Все рефери подняли синие флажки. Тагир идет дальше.
Тут можно думать все что угодно, но идеального мира не существует. Если ты можешь своим присутствием изменить порядок вдохов в зале для соревнований — делай это. Можешь просто сидя в комнате дать понять, что при прочих равных, твой спортсмен — лучше, прилети и сядь в зале. Пусть в одном виде спорта, пусть в одной категории, но это то очень малое, что иногда нужно тому одному спортсмену, который в эту секунду находится на площадке.
Дальше лично для меня, сидящего как и сейчас у открытого окна с видом на дерево среди каменных стен задворков моей вечной рассл сквер, было все как в сказке. Схватки, следующий выход Тагира. Монгол. Монгол выглядел немного уставшим. Три минуты, иппон, и тут надо просто представить все предыдущие упоминания имени самарского спортсмена в голове. Это именно та секунда, когда ты понимаешь, что ты стал свидетелем той маленькой доли истории, которая будет тебя окружать. Прилетая в Самару и заходя в спортшколу у меня будут обязательно появляться пупырышные мурашки. Я сидя в Лондоне на своем обычном бибиси видел как спортсмен моей спортшколы, которого обсуждали в этом кабинете, который дурачился с детьми в этом зале, который живет в моем дворе, который такой же самарский насквозь, как и те, кто живут между мостом на Сухую Самарку и Полевой – тот самый спортсмен секунду назад выиграл золотую олимпийскую медаль.
Это такая серендипити, что не в сказке описать. Вот мы с moscowlondon смотрим пронос олимпийского огня на нашей новой Granary Square, и вот олимпийский огонь дошел до школы. Вы себе представить не можете, что значит для всех тех полутора тысяч спортсменов и их нескольких тысяч родителей, когда их спортшкола Олимпийского Резерва становится школой, в которой воспитали олимпийского победителя. Это то, что будет сказано несколько миллионов раз, это то, что будут мелкие пацаны думать в своих крохотных черепах, складывая кимоно в раздевалке слева от входа на первом этаже этой школы, это то, что будут с придыханием обсуждать козявки из основного состава формейшна и даже не важно сколько еще сотен детей будут обсуждать это в своих школах, говоря "а у нас учится девочка, которая трогала олимпийского чемпиона по дзюдо".
Это именно тот момент, для которого нужна Олимпиада. Это то, что миллионами человеко-часов ставит человека на пьедестал олимпийских игр и целое десятилетие после победы греет сердца людей, которые с олимпиадой столкнулись лично. А еще в этой истории есть сухонький, вечно улыбающийся глазами Петров, в смешных штанах и с авоськой. Почему-то в эту секунду я очень хорошо себе представляю его мысли. Последние несколько лет для него не были особенно счастливыми. Но вчера, примерно в это же время, думаю ему довольно тяжело дышалось и в уголках его глаз катились редкие слезы скупого тренерского счастья.
(фото КП)